– Иди одна, – велела Варвара. – Я с Катькой побуду. Не годится ей на такое смотреть.

Среди сотрудников в форме Катя увидела Лизунова. Странно, но он один был одет по гражданке – в джинсы и новенькую толстовку. Выглядел он тоже необычно – растерянным, встревоженным и каким-то больным.

Заметив Катю, которая появилась здесь совершенно нежданно, он даже и не удивился. Молча кивнул на «БМВ». В машине сидел Антон Новосельский, безжизненно навалившись грудью на руль. Он был мертв. Его свитер спереди был в крови. Позже Катя узнала, что у него, как и у Железновой, – единственная ножевая рана в области ключицы. Возле тела был сейчас только эксперт-криминалист, он возился в салоне, осматривая труп, – силился разжать крепко стиснутую в кулак правую руку Новосельского.

– Аркадий Васильевич, ну-ка помоги мне, – негромко окликнул он Лизунова. – Тут, кажется, что-то есть. – Последнее усилие, и он с великой осторожностью вытащил это что-то из негнущихся, окоченевших пальцев.

Но Лизунов, казалось, и не слышал. Он стоял возле багажника и тоже напряженно (Кате даже показалось – как-то испуганно) рассматривал что-то, что только что поднял из травы у колес. Катя не видела еще, что нашел эксперт, зато видела, что было на ладони Лизунова. От чего он никак не мог оторваться, словно завороженный. Это был маленький темный пузырек с притертой пробкой. От него исходил горьковато-свежий аромат. На размытой дождем этикетке с трудом угадывались буквы «в…рб…н…». Катя посмотрела на Лизунова. У него был вид, словно его ударили. Пузырек она узнала – она сама брала его в руки в палатке Гордеевой в тот вечер, когда приезжала с Колосовым в лагерь. Это была «вербена». Та самая, что «способствует общению, пробуждает ум и чувства».

– А где Колосов? – спросила Катя. – Ему до сих пор не сообщили?

Лизунов оторвался от созерцания пузырька.

– Утром, в полвосьмого, когда тело обнаружили, его срочно по мобильному вызвали. Только не сюда, а прямо к прокурору. Там сейчас и эти деятели из ФСБ, – хрипло ответил он.

– Совещаются, что ли? Нашли время!

– Смерть наступила около пяти утра, – тихо сказал Лизунов. – В четверть восьмого его здесь, в машине, служащие гольф-клуба нашли. Он вчера вечером в «Пчеле» был, мы с Никитой там его застали… Следователь прокуратуры, перед тем как сюда на место выехать, нагрянул в «Пчелу». А там вся тусовка только-только очухалась от ночи. Там до фига свидетелей, понимаешь? – Лизунов впервые обратился к Кате на «ты» и так по-свойски.

– Каких свидетелей?

– У них конфликт был там – у Новосельского и Никиты. И все в «Пчеле» это видели. Видели и то, что они ушли вместе. Прокурорские там в баре у всех показания сняли. А здесь в салоне его тачки полно колосовских отпечатков – на руле, на дверцах, на приборной панели… Только его и Новосельского пальцы. Других нет.

– А это как же здесь очутилось? – спросила Катя, указывая на пузырек в руках Лизунова. – Это откуда?

Подошел эксперт-криминалист и забрал «вербену», аккуратно запаковав ее в пластиковый мешок как незыблемый вещдок.

– Аркадий Васильевич, ты что? Не слышишь меня, что ли? Взгляни-ка лучше вот на это.

Он протягивал Лизунову тоже уже запакованный в прозрачный полиэтилен обрывок какой-то плотной бумаги, изломанной мертвой хваткой мертвой руки. Катя наклонилась, чтобы рассмотреть получше. Это была оборванная часть какого-то фотоснимка. Но что на нем было изображено, понять пока было совершенно невозможно – так скомкана и измята была глянцевая бумага.

Обрывок. Обрывки… Снова одни обрывки… Катя вопросительно посмотрела на эксперта.

– Это было у него в руке в момент нанесения ему удара ножом, – сказал эксперт. – А потом кто-то пытался вырвать у него это из руки. Это лучше прямо сразу направить в лабораторию по техническому исследованию документов, сам я с этим не справлюсь.

Варвара Краснова увезла дочку назад, домой. Москва и гости отменялись. А Катя, как только с осмотром было покончено, вместе с Лизуновым на его «Волге» поехала в прокуратуру. Там, несмотря на субботний день, все были на работе. Колосов сидел один в приемной районного прокурора.

– Ну что? Динамят? – шепотом осведомился Лизунов.

Тут из-за двери кабинета выглянул прокурорский следователь и пригласил его войти. Колосова же не пригласил, а попросил «еще подождать».

– Что произошло? Говори! – Катя тоже опасливым шепотом, однако с великой настойчивостью требовала немедленного ответа. – Говори сейчас же, что вы натворили!

Колосов вкратце пересказал события.

– А зачем ты сел к нему в машину? – шипела Катя.

– Ты тоже садилась. Кого он подвез, напомнить?

– Меня не угораздило оставить там на всеобщее обозрение прокуратуры свои отпечатки! И вообще… сколько вы вчера выпили с Лизуновым в этой «Пчеле», что ты даже драться полез?!

Никита только тяжело глянул на нее: тоже мне начальница, прокурорша… Отвернулся.

– Погоди, еще на наркологию отправят, – зловеще пообещала Катя. – Дождешься. – Она смотрела на него, ожидая отповеди, но он по-прежнему молчал. – Ну и… дальше что? Новосельский, ты говоришь, уехал на своей машине один, а ты куда отправился? Где ты ночевал?

Никита мрачно поколебался, как заржавелый маятник, потом все так же нехотя признался: мол, не хотел мешать Лизунову. У того с его дамой сердца все шло к тому, что… Ну, в общем, туда, где третий лишний.

– С Алиной Гордеевой? Он вчера с ней был? – Катя вспомнила «вербену» и опрокинутое лицо Лизунова. – Но ты-то что делал?

Колосов ответил: до часа ночи катал шары в бильярдной на станции, там выпил еще пива и… Ну, и не только пива. Потом отогнал свою «девятку» в тихий двор на Липовой улице и заснул как праведник. Ехать в таком расслабленном виде в Москву или же будить среди ночи домочадцев Лизунова не рискнул.

– Ты сейчас все это и прокурору выложил? Ну, привет! Совсем уже честняга! – Катя не на шутку заволновалась. – Новосельского убили в пять утра, а у тебя алиби – ноль! Да еще этот ваш скандал, да то, что все видели, как вы ушли с ним вместе, да еще твои отпечатки в салоне, да еще Лизунов говорит – ФСБ уже здесь… Ты что, хочешь, чтобы тебя от дела отстранили до выяснения? Этого добиваешься?

– А что я должен был сказать? – буркнул Никита.

Катя секунду смотрела на него, словно что-то обдумывая, потом покрутила ему пальцем у виска. А когда он хотел отвести ее руку, с силой шлепнула его по пальцам. Отскочила к прокурорский двери, обитой дерматином, и громко в нее забарабанила:

– Извините, разрешите… Я по срочному делу, сотрудник главка, вот мое удостоверение, это насчет…

Колосов не успел удержать ее, и она захлопнула дверь у него под самым носом.

И потекли томительные минуты ожидания. Никита думал, что ее сразу же оттуда выставят, но прошли четверть часа, полчаса, а Катя все еще сидела у прокурора. Из кабинета вышел незнакомый оперативник, по виду типичный фээсбэшник, покосился на начальника отдела убийств, хмыкнул.

– Никита Михайлович, зайдите, пожалуйста, – выглянул следователь.

В кабинете курили все, кроме Кати.

– Так что же, Никита Михайлович, вы умолчали, что после бильярдной поехали в гости к своим знакомым – Екатерине вот… кхм… Сергеевне… и гражданке Красновой на проспект Космонавтов? – тускло осведомился прокурор, столь же тускло разглядывая Колосова. – Мы тоже, понимаете, не в игрушки тут играем… Такое серьезное дело, а вы напустили, понимаете, туману…

Никита смотрел на Катю. Она состроила «страшные» глаза.

– Ну что ты молчишь? – сказала громко. – Видишь, какое серьезное дело, надо правду говорить. Ты же всю ночь был у меня!

При этом Лизунов в своем углу кашлянул, словно поперхнувшись сигаретным дымом.

Из прокуратуры вышли все втроем, сплоченной группой заговорщиков. Прокурор поверил или не поверил – трудно было сказать, но от дела пока никого не отстранил, правда, многозначительно пообещал связаться с их «непосредственным руководством».