Рана была всего одна – колото-резаная в области ключицы. Видимо, следствием ее стало внутреннее кровоизлияние, потому что на одежде и грунте крови почти не было.

Никита обратил внимание на полное отсутствие следов борьбы. Видимо, нападение на девушку произошло внезапно.

Обыскивая тело, они с Лизуновым наткнулись в кармане комбинезона Железновой на стеклянные осколки. Лизунов о них сильно порезался. Это был разбитый пузырек с каким-то ароматическим маслом, на размытой его этикетке Никите с трудом удалось прочесть слово «розмарин».

И это уже было кое-что, потому что разлитое ароматическое масло позволяло применить в условиях непрекращающегося дождя служебно-разыскную собаку и хотя бы приблизительно установить место, где на Железнову напали. То, что ее убили не в гроте, было ясно, как и то, что уже после убийства кто-то пытался затащить труп в подземный ход.

Однако собака повела себя на месте происшествия необычно. Это была все та же серая овчарка-»наркоман», которая отчего-то (из клаустрофобии, что ли?) наотрез отказывалась даже заглядывать в подземные норы. Вот и сейчас, обнюхав труп, она повела кинолога, Колосова и Лизунова не дальше по вырытому в известняке тоннелю, а назад, к лагерю. И здесь, примерно в ста пятидесяти метрах от палаток, на траве был обнаружен еще один фрагмент следа волочения тела.

Затем по следу овчарка вернулась в Большой провал, но заходить внутрь не стала. Завыла, залаяла и снова дернула поводок, ведя их… опять назад к лагерю – мимо выявленного следа волочения, правда, чуть левее от него, по тропе через березовую рощу к дороге. Здесь она дала понять, что ее миссия выполнена полностью. Они из всей этой беготни по мокрым кустам так ничего и не поняли.

Подземный ход Большого провала начали осматривать уже без кинолога. И там были обнаружены новые находки. В нескольких метрах от трупа валялся фонарь Железновой, а чуть дальше в луже жидкой глины плавала ее оранжевая каска. Их изъяли и направили на дактилоскопическую экспертизу. Позже выяснилось, что на ней, кроме отпечатков самой Железновой, Гордеевой, Шведа, Майи Арчиевой, есть отпечатки почти всех спасательниц.

Глава 25

ШВЕД

Поиски Алины Гордеевой шли параллельно с осмотром и пока безрезультатно. А в пещере Большого провала уже работал судмедэксперт. Он подтвердил основные выводы Колосова и Лизунова, уточнив, что смерть потерпевшей, судя по всему, наступила между часом и тремя ночи.

– Железнову убили в непосредственной близости от лагеря, – сказал Лизунов, когда они с Никитой, сидя в палатке, решали, что же делать дальше. – Видимо, она действительно решила ночью отправиться куда-то одна. На нее напали в том месте, откуда начался ароматический след, когда при падении тела разбился пузырек. Железнова шла по тропе к шоссе, и кто-то ее там подкараулил. А потом этот кто-то зачем-то потащил тело к пещере, благо тут совсем недалеко. А вот что там произошло потом? Собака эта еще со следом совсем меня запутала… Да, теперь что с Гордеевой? Тоже мертва? Тогда где труп? Может, ее успели утащить в эту нору, а тело Железновой нет – кто-то спугнул, помешал?

– Кто и зачем это сделал? – спросил Колосов. – По-твоему, кто это?

Лизунов лишь свирепо и смачно выругался. Подошел один из патрульных и доложил, что вернулась группа Шведова. Ни с чем. «Они говорят, когда ливень прекратится и глина немного подсохнет, сделают еще попытку спуска, а то сейчас там не пройти, воды полно».

– Ну-ка, давай пока потолкуем с этим деятелем, – предложил Колосов. – Он эти ваши ходы подземные лучше всех тут знает. У меня к нему пара вопросов есть.

Шведа они застали в его палатке. О смерти Железновой ему уже сообщили. Швед выглядел усталым и угрюмым. Он сидел сгорбившись на рюкзаке и то и дело прикладывался к походной фляжке. В палатке сильно пахло спиртом.

– Рано пока еще для поминок, парень, – сказал Колосов. – Повремени пока, разговор небольшой есть.

Швед чуть посторонился, давая им место. С его грязного, испачканного глиной комбинезона текло ручьем.

– Ну, что скажешь? – спросил Никита тихо. – Где Гордееву, по-твоему, искать? Может, намекнешь или снова на компьютере покажешь?

Швед молчал.

– Да, веселая жизнь, – Никита вздохнул. – Вчера только тихо-мирно скоротали вечерок. И все были живы-здоровы, бодры. Интересно получается, парень.

– Что тебе еще интересно? – спросил Швед. Голос его был хриплым и тусклым.

– Да, вчера амуры с девчонкой крутил, а сегодня она – бац, зарезана. И с Коровиной Машей тоже гулял-гулял, вон, говорят, даже руку и сердце предлагал. А потом девочка испарилась. И концов не найти. Разве не любопытный расклад?

– Какой еще расклад?!

– А такой, – не выдержал Лизунов. – Что все, с кем ты любовь крутишь, плохо кончают. Вчера во сколько вы с Железновой расстались? Ну?

– Вон как они уехали, около полуночи где-то, – Швед покосился на Колосова.

– У вас склока кипела. – Никита изучал его лицо. – А о чем спорили, не просветишь?

– Не ваше дело. А потом, вам уже и без меня достаточно наплели.

– А я тебя хочу послушать, Павел.

– Это мое личное дело и никого не касается.

– Она мертва, Женя, Женечка… И тебе ее, парень, кажется, совсем не жаль. И Машу Коровину ты тоже особо не жалел, не вспоминал даже.

– И это дело мое. Я в своих чувствах никому не отчитываюсь и выставлять их напоказ не хочу.

– А что ты так злишься? – Никита говорил тихо. – Маша Коровина тебе от ворот поворот тогда дала, а? И с Железновой у тебя как-то тоже… А, что скажешь?

– Да пошел ты! Вчера человеком вроде был, когда нужно что-то от нас было, а сейчас… – Швед смерил Колосова испепеляющим взглядом и снова глотнул из фляжки. – Настоящий легавый. Что я, кретин полный, не понимаю, куда вы клоните? Только ничего у вас не получится. С Женькой мы расстались вчера. Она у меня не захотела остаться. Что я, на коленях перед ней ползать должен? Гордеева вон подтвердит, что мы расстались.

– Гордеевой нет. И где она, никто не знает. – Никита смотрел на собеседника. – Ну ладно, а что было перед тем, как вы все расстались?

– Да отношения все выясняли. Бабье! – Швед сплюнул. – Когда познакомился с ними обеими, думал – люди, классные люди, моего поля ягоды. А оказалось – обычное болтливое, склочное бабье. Да еще с вывихом. Чтоб я с этими лесбиянками еще когда связался…

– Одна уже мертва, другой нет. – Никита закурил. – И ты давай потише ори. Сократи горло. И фляжку оставь в покое. Ты что, алкаш, что ли? Почему ты сегодня решил, что их искать нужно на седьмом маршруте?

– А где же еще? Когда вчера речь шла именно об этом?

– Логично, – Никита кивнул, словно только что догадался. – Да, слушай, Паша, а… нож твой где?

– Какой еще нож? – Шведов вздрогнул.

– Как какой? – Колосов удивлялся все больше. – Человек ты бывалый, походный. Диггер, да? Экстремал. Джентльменский набор твой – веревка, туристский топор, фляга, лопата саперная, фонарь… – Он медленно обводил взглядом палатку, останавливаясь на названных вещах, которые действительно были разбросаны тут и там. – А где же нож?

– Я его потерял, – быстро ответил Швед, – там, на маршруте, когда поскользнулся, когда мы тайник нашли.

– Мы же вместе потом смотрели, там никакого ножа не было. И ты не говорил, что что-то потерял, – сказал Лизунов.

– Да не до того было тогда. Я уже в лагере ножа хватился. Потом, позднее.

– Машу Коровину ты в Съяны водил? – спросил Никита.

– Я не навязывался, она сама приставала. Даже не она, а больше все Верка.

– Ты, значит, и ее знал? Дочку Островских?

– А куда денешься, лучшая подруга, вечно прицепится к Машке как репей. И та с ней тоже все цацкалась. – Швед печально усмехнулся: – Женщины. Они меня попросили показать им Съяны. Но это давно было, еще в сентябре. С ними тогда парень был.

– Славин?

– Маня тогда моей женщиной была. Я ею владел безраздельно. И если что тогда бы заметил насчет этого недоноска, головенку его, как гайку, отвернул бы. Нет, это был не Славин, Веркин какой-то друг. Бойфренд, – Швед хмыкнул. – Он их ко мне домой в Александровку и привез на машине.